«В крайнем случае, ночевать будем в раю!».

        По прошествии многих лет все больше удивляюсь тому, что при своей сильно выраженной склонности к живописи и литературе, я получил образование физика и много лет проработал в НИИ. Жалею ли я об этом? – ни в коем случае!

Несомненно, на моем выборе сказались обстановка 60 годов и престиж физики в сознании общества того времени. Книги Ирины Радунской, статьи В.Смилги, фильм “9 дней одного года”, посвященный физикам, достижения советской космонавтики, роман И.Ефремова “Туманность Андромеды”, четырехтомник научных трудов А.Эйнштейна, подаренный мне мамой, когда я еще учился в десятом классе… Все это, конечно, впечатляло и вселяло веру в могущество человеческого разума.

     Некоторое время я полагал, что впечатления от жизни в мире физиков, учебы, научной работы, встреч, эпизодов, забавных нередко сценок, будут интересны только моим детям и внукам. Однако, друзья убедили меня в обратном. И в самом деле, среди моих учителей, друзей и коллег по работе было немало выдающихся людей, широко известных, как в нашей стране, так и в ученом мире других стран. И о них, действительно, стоит рассказать. Кроме того, научная атомосфера, в которой мы жили в то время, была удивительно романтичной, и заслуживает того, чтобы в своих рассказах остановиться на ней подробнее. Много было доброго, смешного… Например, вот этот случай…

      Приехал я как-то в спокойные, стародавние времена в командировку, в Обнинск, в физико-энергетический институт. Встретился там с Геной – сотрудником нашей лаборатории и моим близким другом. Он уже месяц сидел в ФЭИ, занимаясь какими-то расчетами.

-       Ну, как дела? – спросил я его.

-       Плохо! – мрачно ответил неженатый еще в то время Геннадий. – Скучный город! Совершенно без сексуальных запросов. Одни бабки, да молодые мамаши с младенцами.

   Я ему посочувствовал.

         Дня через два, завершив каждый свои дневные дела, мы с Геной отправились к речке Протве посидеть и пообщаться. Прихватили шахматы.

Минут через двадцать к реке спустились две девушки. Глаза у Гены сверкнули, и через несколько минут мы уже беседовали с ними.

       Девчонки оказались простенькими и наивными. Они, видимо, никак не могли понять, откуда Гена, – черноволосый, красивый   парень, в очках, с еле уловимым, непонятным акцентом. Будучи грузином, он не обладал характерной кавказской внешностью.

        - Откуда вы? – Спросила одна из девушек.

          Гена открыл рот, но я его опередил:

-       Это известный физик из Испании. Я его сопровождаю.

Девушки почтительно вытаращились на заморское чудо и притихли. Для молодых читателей напомню, что для простого советского человека встреча с иностранцем в те времена по силе впечатлений могла быть эквивалентна лишь встрече с марсианином.

       Гена закрыл рот, стал выше ростом, и на лице его появилось выражение благородной утомленности, свойственное воспитанным испанским аристократам.

-       А как вас зовут? – восторженно спросила та же девушка.

-       Дон Хуан, ди Хосе, Мария, Эскориал, Альварес, де Прадо… -  не задумываясь, отчеканил Гена двадцать испанских имен, премешанных с названиями знаменитых музеев.

«Вот шпарит!» - с уважением подумал я.

     - Вы почти без акцента говорите по-русски! – защебетали девушки.

     - Я всегда изучаю язык страны, в которую приезжаю. – с достоинством ответил мой друг и замолчал, демонстрируя нам бронзовый испанский профиль, освещенный лучами заходящего солнца.

      - А кто ваши родители? А где вы учились? А на скольких языках вы говорите? Есть ли у вас свой самолет?...

        Я был мгновенно забыт, в то время, как Гена, купаясь в лучах собственной славы, едва успевал отвечать на вопросы.

         Самолет у него, конечно, есть. Говорит он на двенадцати языках! (Слава Богу, девушки не стали это проверять. Впрочем, не сомневаюсь, что Гена вывернулся бы и из этой скользкой ситуации). Его прабабушка была дружна с королевой Дании, а дедушка однажды проиграл в Монте-Карло два миллиона испанских песо.

        - Не будете ли вы любезны, Владимир, забрать у меня шахматы? Они мне мешают. – небрежно, не поворачивая головы в мою сторону, протянул мне тяжелую деревянную коробку знатный потомок Дон Кихота!

          «Вот негодяй!» - рассвирепел я, и почтительно принял из рук порожденного мной испанского аристократа старенькие шахматы.

          Через час мы возвращались обратно, провожая девушек до остановки автобуса. Я тащил шахматы, уже почти не слушая рассказы испанского проходимца о собственном ранчо в Кордильерах.

          - Чудесные у вас имена! – сказала самая восторженная из девушек. – Не могли бы вы их повторить?

          - Как меня зовут? – наклонившись ко мне, тихо спросил «испанец», начисто забывший свое имя.

          - Дон Мигель Сервантес! – мстительно ответил я.

          - Зовите меня просто Хуаном. – Скромно вывернулся Гена.

Подошел автобус. Дон Хуан отвесил изящный поклон, мы попрощались, и девушки навсегда исчезли из нашей жизни, унося в своих головках розовые воспоминания о ранчо в Кордильерах и томном испанском физике…

          - Не извольте гневаться, ваше сиятельство! – язвительно сказал я, возвращая шахматы своему нахальному другу, с чисто испанской страстью глядевшему вслед удалившемуся автобусу.

        Через два дня мы уехали с ним в Москву, где нас ожидала еще куча дел.

-       Первым делом надо устроиться в гостиницу. – наставительно сказал Гена. – А уж потом займемся делами.

-       Вообще-то, у меня здесь дядя живет…

-       Никаких дядей! Не будем напрягать человека и его семью. Только в гостиницу. В крайнем случае, ночевать будем в раю.

-       Спасибо! Я не тороплюсь. – недопоняв, ответил я.

Мы обошли несколько гостиниц. Мест не было. Когда нас выставили из очередной гостиницы, Гена провозгласил:

-       Все! Хватит! Поехали в рай!

-       Не смешно! Я проголодался и элементарно хочу есть. Ням-ням! Понимаешь?

-       Сейчас у тебя будет куча еды, прекрасный номер и двадцать хорошеньких девушек из десяти стран. Ты любишь креолок? Или предпочитаешь японок?

-       Вообще-то, я женат. – Напомнил я. – И люблю аджарские хачапури с горячим яйцом и сыром!

     Гена проглотил слюну, и остановил проезжавшее мимо такси. В пути он открыл мне свою тайну. Мы ехали в ДАС – дом аспирантов-стажеров (в том числе и иностранцев), где жили какие-то друзья Гены из Тбилиси. Много раз побывав в командировках в Москве, я о нем даже и не слышал.

       - Ребята потеснятся дня на два, и мы будем жить, как падишахи! – Заливался соловьем мой друг, описывая райскую жизнь в ДАСе. Я и водитель с сомнением слушали.

        Наконец, мы подъехали к громадному современному зданию из стекла и бетона, расплатились и вышли из машины.

        Заговорив зубы вахтеру, Геннадий толкнул меня в спину, и мы переступили порог таинственного чертога.

         Я ахнул! Громадная оранжерея, потолок которой терялся в просторах космоса, дышала запахами тропического леса. Пальмы, ползучие растения, мох, декоративные камни, голоса неведомых птиц… Это воистину был рай!

         По центральной аллее, оживленно беседуя, шли креолки, японки и индианки в длинных разноцветных одеждах. Стройные юноши в шортах, загорелые и уверенные в себе, появлялись и исчезали в зарослях сахарного тростника.

        Откуда-то доносился веселый смех и милый моему сердцу плеск морской волны.

        -  Там бассейн. – Пояснил Гена. – Посиди-ка тут минут десять, а я поднимусь к ребятам, договорюсь насчет жилья и еды.

        Я поднял на него глаза, исполненные молитвенным преклонением, и послушно сел на скамейку под пальмой.

        Гена исчез, а я принялся вертеть головой во все стороны, вживаясь в райский образ жизни.

        Пестрая толпа не редела. К ней добавлялись смуглые перуанцы и постные англичане, только что освежившиеся в кристально чистой воде бассейна. Я забыл о еде и представлял, как буду сидеть в глубоком мягком кресле (почему-то в пробковом шлеме), принимая из рук послушных креолок бокал холодного шерри. А японки в это время… Что же будут делать японки? Японки…

          - Сакраменто! Порто диаволо экзамено профессоре! –Так, или примерно так, раздалось над моей головой.

         Очаровательная перуанка потрясала конспектом перед носом своей подруги – явно, славянки.

         - Натуральная скотина! – Согласилась та.

         «Порто диаволо!» - подумал я. – «Неплохо было бы съесть кусочек ростбифа».

         Я поглядел вверх на пальму – нет ли на ней фиников. Увы, мохнатое растение было бесплодно, как Синайская пустыня. Я посмотрел налево – в ближайших двух милях съестного не было видно. Я повернул голову вправо. Прямо на меня шла черная, как эбеновое дерево, африканка, удивительно пропорционально сложенная, с черной копной мелко вьющихся волос. Глянув на мою кислую физиономию, она широко улыбнулась, продемонстрировав розовые десны и великолепный набор ослепительно белых зубов.

          «Наверное, у них принято так улыбаться…» - Подумал я и ответил ей такой же широкой улыбкой, обнажая десны и зубы, давно не видевшие еды. Африканка засмеялась и пошла дальше, на ходу кусая вафлю, которую держала в руке.

        - «Может быть, догнать – попросить кусочек». – Мелькнуло у меня в голове. – «Все-таки мы им помогаем. Плотины строим… Нет - неудобно».

        Я застеснялся и остался сидеть на месте. Однако, где этот мерзавец? – спросил я себя, обнаружив, что уже более двух часов сижу в этом благословенном месте. Перспектива провести ночь под пальмой, даже в раю, меня не привлекала.

       Ничего, ничего! Сейчас появится мой добрый друг в окружении своих тбилисских друзей и сонма африканок, жующих вафли, и мы вкусно поужинаем, а потом, может быть сходим в бассейн.

       Я вспомнил водителя такси. Бедняга! Развозит сейчас припозднившихся москвичей и заполошенных командированных физиков. Что ж! Каждому свое. Надо уметь устраиваться в жизни.

       В конце третьего часа на заметно опустевшей аллее появился дон Хуан. Он был явно навеселе, губы его лоснились от ростбифов, фиников и вафлей.

-       Где ты был, испанская образина?! – набросился я на него. – Я хочу есть и спать!

-       Сейчас, сейчас… - заплетающимся языком пробормотал дон Хуан. -Сейчас мы поедем к твоему дяде. Поужинаем, выспимся…

       Слов у меня не нашлось, и я, запустив в пальму объемистый плевок, направился к выходу.

        Через час мы сидели в уютной, теплой квартире моего дорогого дяди Олега, ели жареную с салом картошку, приготовленную руками доброй тети Миры, и запивали ее армянским коньяком, припасенным в саквояже Геннадия.

         Устраиваясь на белоснежных простынях, я сладко потянулся и перестал, наконец, злиться на испанского авантюриста, лежавшего на соседней кровати.

-       Спокойной ночи, Хуанито! – Сказал я, закрывая глаза.

-       М-м-м-м… - Сонно пробурчало в ответ.