Эта
история была рассказана мне её главным участником, и произошла много лет назад
в годы его отрочества. Она представлена здесь в виде рассказа, точно
отражающего основные вехи события. Изменены лишь имена.
ВЕЛИКАЯ СИЛА
ИСКУССТВА
Входная дверь громко хлопает.
Портфель от порога летит в угол. Шапка и пальто – на диван, как придется.
Пепельная сиамка Зита предусмотрительно
удаляется в спальню.
Состоялось возвращение шестиклассника Женьки Папкина из школы.
Папкин! Мамкин! Попкин! –
при такой фамилии и прозвища соответствующие. Но,
Женьку это не колышет. В классе есть прецеденты и похуже.
Шмыгая носом и сопя, Женька
открывает холодильник, и плюхает на стол кастрюлю с борщом. Разогревать лень.
Пищу, вообще, рекомендуют употреблять в прохладном виде. Холодный борщ с черным
хлебом! Что может быть лучше?
Воздух наполняется
восхитительным ароматом.
В спальне, под кроватью, Зита
начинает шевелить чутким влажным носиком и нервно подергивать хвостом. Несколько
минут восточная гордость борется в ней с природными инстинктами. Последние
побеждают, и Зита, выбравшись из убежища, скромно усаживается на пороге кухни,
в любое мгновение готовая ретироваться.
Но, Женька сегодня в хорошем
настроении. Он смотрит в круглые, голубые глаза Зиты, и набитым ртом сообщает:
- Историчка
не вызвала – раз! Контрольную по геометрии сорвали – два! Ленка Акопян в
субботу придет на каток – три!
Одновременно
с последними словами на пол летит кусочек мяса, извлеченный из тарелки двумя
пальцами.
Жирные брызги разлетаются по
цветному линолему, и Зита, деловито встряхнув добычу, начинает есть .
Настроение у нее тоже поднимается.
Отобедав, Женька сваливает
грязную посуду в раковину (успеет вымыть до прихода матери).
Затем укладывается на диван и
врубает маг. Скрипит кассета, зажигается красный огонек. Хрипло и задушевно
орёт Челлентано.
Включать магнитофон строжайше
не рекомендуется старшей сестрой Валей. Но, Женьке начхать на её рекомендации.
Повалявшись ещё немного, он
извлекает из-под дивана рекламный проспект фирмы “Форд”, привезенный отцом
из-за границы и, перелистывая страницы, разглядывает низкие, обтекаемые машины.
Их рекламируют стройные, модно одетые девушки. Одна из них, в узеньких плавках,
стоит топлесс, прислонившись к блестящему полированному боку красного
автомобиля. И улыбается белозубо и откровенно.
Девушка очень красива. У неё
ровный оливковый загар и длинные стройные ноги.
“Значит, и загорает так…” –
Мелькает в голове у Женьки.
Женька воровато смотрит на
дверь, но в квартире, кроме Зиты, никого нет.
Созерцание девушки прерывает
резкий звонок в дверь.
Женька срывается с дивана,
лихорадочно засовывает журнал под диван и несётся к двери.
Глянув в глазок, облегченно
вздыхает - Зуб!
Зуб это – Васька Зубов,
одноклассник и большой шалопай, за что премного уважаем сверстниками.
От румяного, круглолицего
Зуба пахнет морозом и почему-то мокрым бельём.
- На
чердак лазил. Матери помогал. – Сипло поясняет Васька, и следует за Женькой в
комнату.
Некоторое время друзья оживленно обсуждают
сорванный урок геометрии.
- А Марья-то! Марья! – заразительно хохочет
Зуб, и нудным, писклявым голосом очень похоже передразнивает учительницу: “Па-а-а-пкин!
А, если бы директор услышал!”
- Как
пить дать, мать вызовут! – жизнерадостно констатирует он.
У Женьки на мгновение портится настроение.
Мать, действительно, могут вызвать. А
это ничего хорошего не сулит.
- Может,
и не вызовут. – неуверенным голосом говорит он и, чтобы отвлечься от неприятных
мыслей, показывает Зубу загорелую девушку.
- М-да-а…
- тянет Васька, разглядывая девушку с видом профессионального сутенёра. –
Ничего так… Но, больно тощая.
Повертев,
картинку туда-сюда, он неожиданно изрекает:
- Я тебе
таких сто штук покажу! Вообще, без всего и не на картинке… Хочешь?
Женька недоверчиво смотрит на
приятеля.
Зуб наклоняется и с
заговорщеским видом что-то шепчет ему на
ухо.
Женька неуверенно мнется.
- Ну, что ты, как маленький!
– издевается Васька. – Я там раз двадцать побывал. Надоело уже. Ради тебя только пойду.
Но Женька ещё сомневается, и
тогда Зуб, осердясь, силой стаскивает его с дивана.
- Увидят! Увидят… Ничего не
увидят. Иди, одевайся!
Друзья выходят в переднюю.
Зита провожает их круглыми, всё понимающими глазами и, сладко потянувшись,
прыгает на подоконник – полюбоваться быстро темнеющим зимним пейзажем.
Через минуту приятели уже на
улице. Посёлок стынет в снегу, как зачарованный. Из всех почти труб тянутся
тоненькие прозрачные дымки. Красиво…
Но, Женьке не до красоты. Зуб
ведёт его задворками к довольно большому двухэтажному зданию, выкрашенному в
противный жёлтый цвет. С двух сторон и сзади здание облепили гаражи и сараи.
- Здесь! – таинственно говорит Зуб,
останавливаясь у одного из гаражей. – погоди! Я сейчас.
Он ставит ногу на приступок
здания, ловко хватается за ветви растущей рядом сосны, и через мгновение
взбирается на крышу гаража. На Женьку сыпется снег.
А Зуб уже подает знаки.
Лазить Женька мастак. Подтянувшись
и перебирая руками, он пристраивается рядом Зубом.
- Повезло! – шепчет тот прямо
в ухо Женьке. – А то, бывает, по пятницам солдат моют. Так, и смотреть не на
что.
Женька еще раз оглядывается и
прикладывает нос к запотевшему стеклу. Оно окрашено в белый цвет, но, кое-где
краска отстала.
За окном – общий номер бани.
Прямо перед ними на широкой
каменной скамье моется крепкая полногрудая тётка. Набрав воду в широкую
оцинкованную шайку, она выливает её себе на голову и громко ухает. Вода с шумом
плюхается на пол, и мыло жемчужными струйками бежит по розовому, светящемуся
изнутри телу. В номере ещё несколько женщин.
- Да не туда смотришь! Направо,
в угол гляди! – сердится Васька. Он раскраснелся, и шапка сползла ему на
затылок.
Женька поворачивает голову и
непроизвольно открывает рот: в углу плещется тоненькая, темноволосая девушка,
почти подросток. Женька её знает. Она учится в ПТУ напротив их школы. Он её не
раз там видел.
Мокрые волосы облепили
худенькие плечи, мыло попало в глаза, и она, с недовольной гримасой на
хорошеньком личике, брызжет на себя водой из шайки.
Женьку начинает бить озноб.
Он уже не знает, сколько времени стоит так, на крыше чужого гаража, и смотрит
сквозь узкую незакрашенную полоску стекла. Смутное ощущение приятной вседозволенности и
чего-то нехорошего раздирает его взбудораженную душу.
Девушка еще раз тщательно намыливается и
идет под душ. Упругие серебряные струйки веером обдают её разгоряченное тело.
Женька непроизвольно щурит глаза. Внезапно
в его сознание закрадывается ощущение тревоги, тут же подтверждённое лёгким
шорохом извне.
Женька быстро поворачивает голову: Зуба
рядом нет. Женька смотрит вниз и… встречается с широко раскрытыми глазами
матери.
Кровь со страшной силой бросается ему в
лицо, а руки и ноги слабеют и становятся ватными. Как он оказался на земле – не
помнит.
Механически переставляя ноги, он
плетётся за матерью, обмирая от
невыразимого стыда.
- Иду с работы и на тебе! – глухо бросает
мать в морозный воздух. – Бабка Степанида навстречу! Радостная такая. Зубов
сынок, говорит, твоего дурака на голых баб пялиться повёл. Сам туда шляется и
твоего приобщает. У Степаниды же не глаза – локаторы!
Женька молчит и тупо разглядывает ритмично
мелькающие носы своих ботинок.
«И посуду не успел помыть». – Пролетает в
его голове отстранённая мысль.
Дома он отказывается
ужинать и запирается в своей комнате.
Непосвящённая в ситуацию Валя весело
рассказывает матери о каких-то своих незатейливых радостях.
Зита, органически не выносящая закрытых
дверей, время от времени подходит к Женькиной комнате и безуспешно старается её
открыть.
Наконец, всё успокаивается.
Женька не спит и, лёжа на спине, смотрит
в темноту остановившимися глазами. В прежней жизни для него всё кончено. Есть
только два выхода: убить себя или уйти из дома.
Страдальчески скривив лицо, он обдумывает
оба варианта.
Яркая фантазия отчетливо рисует ему
удручённые лица одноклассников, учителей и Ленки Акопян… Горящие нездоровым
любопытством глаза бабки Степаниды; себя, бледного и утопающего в море цветов,
слёзы матери… Картина ужасная.
Женька начинает беззвучно плакать, и
подушка становится мокрой.
Нет! Это не подходит. Лучше уйти на лесоразработки.
Он – здоровый. Справится. Через три года станет совершеннолетним, широкоплечим
и красивым. А на темноволосой девушке женится. Надо только выдержать эти три
года. А, как жаль свою тёплую уютную комнату, книги, вечно строящую его сестру,
родителей и Зиту…
Женька вертится, не находя покоя.
Его мама тоже не спит: Женька! Её бутуз
Женька, еще недавно ходивший в садик, становится взрослым! А, как хотелось,
чтобы он подольше оставался маленьким! И вот, он уходит от неё в мир юности,
своих забот и волнений… И ему надо как-то помочь, чтобы не упал, не заблудился.
И этот сегодняшний случай тоже… Что делать – она не знает. И муж в плавании. Он
бы посоветовал, поговорил, наконец, с взъерошенным, как воробей, мальчиком. А,
делать что-то надо. Ведь так и привыкнет смотреть в щёлку на всё красивое.
В семь часов утра Женька просыпается. На
душе у него скверно. За окном ещё темно. Ужасно хочется в туалет, но для этого
надо пройти мимо комнаты матери.
«Не встану. Умру, а не встану!» - думает
он.
Так проходит минут двадцать.
-
А
ну-ка, вставай! – заглядывает в комнату мать.
Женька быстро вылезает из кровати и плетётся
в туалет.
«Схожу-ка в школу и там всё обдумаю» -
решает он. – «Следы надо хорошенько запутать, а то найдут быстро. Когда Цыган с
Борькой на Байконур смывались, их на второй день поймали!».
На кухне уже дымится янтарная яичница.
Валя, чистенькая, в белом фартучке, допивает чай. Зита возле плиты тщательно
трёт лапкой свою глубокомысленную, усатую рожицу.
Женька садится к столу и утыкается носом в
яичницу, даже не дёрнув сестру за косу,
как обычно.
- Опять чего-нибудь отколол в школе? –
Спрашивает Валя, но брат не удостаивает её ответом.
Допив чай, Валя идет к выходу.
- Я бегу, ма! – доносится от дверей её
голос.
Женька тоже вылезает из-за стола и берётся
за портфель.
- Положи-ка его на место! – неожиданно
говорит мать. – Сегодня поедешь со мной.
Женька удивлён и встревожен. Куда это ещё?
У неё же сегодня дежурство.
Оба молча одеваются и выходят из дома.
На улице Женька, надвинув шапку поглубже,
боковым зрением засекает дорогу. Мать ведёт его по направлению к станции.
«В город потащит!» - догадывается Женька. –
«Чего ради? Может, в колонию сдаст? Неужели она на это способна?».
От посёлка до Ленинграда – двадцать минут
на электричке. Людей на платформе немного. Кому на работу в город, уже уехали
восьмичасовой.
В электричке Женька отворачивается к окну
и мрачно смотрит на мелькающие за окном сосны.
Вот и Финляндский вокзал.
Через зал ожидания мать ведёт Женьку в
метро. Выходят на станции «Невский Проспект». Затем – троллейбус, и - прямиком
к Зимнему дворцу.
Массивные двери открываются без скрипа.
За ними – к кассам, потом в гардероб.
Здесь уже Женька перестаёт что-либо
понимать и просто плывёт по течению.
Один за другим минуют они величественные
залы Эрмитажа. Женька уже побывал здесь три раза. Один раз с экскурсией от
школы, два раза с родителями. Но, кроме рыцарского зала, ничего особенного для
себя не обнаружил.
На стенах – маленькие, большие и огромные
картины. По стенам - множество роскошных ваз и старинных буфетов. В витринах лежит ещё что-то, видимо, очень
ценное потому, что у входа в каждый зал сидят пожилые тётеньки и внимательно
следят за поведением посетителей.
Мать приводит Женьку в длинный узкий зал
со множеством мраморных изваяний. Они останавливаются перед одним из них, и
мать, взяв сына за руку, говорит взволнованным голосом:
- Гляди! Хорошенько гляди!...Вот так надо
смотреть на женщин!
Женька неуверенно поднимает глаза.
Перед ним на каменном постаменте, в
полный рост – три обнаженные женские фигуры. Сёстры или подруги, а может,
просто богини. Женька совсем не
разбирается в искусстве и, тем более, в скульптуре. Но, и ему чудится, что
прекрасные тела - дышат. Свет проникает в глубину мрамора, создавая трепетное
впечатление плоти и крови. Кажется, что в груди каждой из мраморных богинь
бьётся живое сердце…
Ещё меньше Женька разбирается в своих
собственных чувствах. Вид обнаженного женского тела опять поднимает в нём ту же
смутную, загадочную волну, возбуждающую силу которой он пережил вчера вечером,
стоя на заснеженной крыше гаража. Правда, куда-то исчезло ощущение чего-то
нехорошего…
Он бы смотрел и дольше, но – стыдно перед
матерью и окружающими.
Женька отводит глаза в сторону.
Потом они идут к столь любимым матерью
«малым голландцам». Затем – в рыцарский зал.
Здесь Женька чувствует, что тяжелый
гранитный валун, давивший ему на грудь, исчез окончательно. И он уже спокойно,
со знанием дела обсуждает с мамой достоинства и недостатки многочисленных
кинжалов, мечей и рыцарских доспехов.
Тем более, что отец – военный моряк, недавно подарил ему книгу «Человек и оружие».
Больше на эту тему они с матерью никогда
не разговаривали. И на крышу того самого гаража его тоже почему-то больше не
тянуло.
Прошло много лет. Сегодня Евгений
Иванович – солидный, семейный человек в возрасте. На подходе – давно ожидаемые
внуки. В Эрмитаже он бывает нечасто. В основном, когда приезжают иногородние
друзья или родственники. Но, и в этом случае, он всегда приходит в зал
итальянской скульптуры. Задерживается у всемирно известной группы Антонио
Кановы «Три грации». Стоит, всматриваясь в трепетную красоту, изваянную
гениальным мастером… Возможно, вспоминает слова матери. А, может быть, и ту
темноволосую девушку из ПТУ…
Комментариев нет:
Отправить комментарий